Как решиться на дедолларизацию

Каждый раз, когда речь заходит о дедолларизации, заявления обычно звучат из двух областей. Если речь пойдет о практической проблеме – то о национальной экономике, в которой нацвалюта по какой-либо причине была потеснена ранее долларом на внутреннем рынке (из последних примеров – Гаити), для россиян эта проблема в основном перекочевала в область валютных депозитов. Если же говорят о политических или геополитических мечтах и интенциях – то о международном вытеснении доллара с рынков и из расчетов между странами. Ни тот ни другой аспекты не новы, мягко говоря.

Доллар, как мы знаем, стал мировой резервной валютой номер один после Второй мировой войны в результате соглашения в Бреттон-Вудсе, которое иногда считают просто модификацией золотого стандарта; только теперь важнейшие мировые валюты фиксировались к доллару, а уж тот должен был иметь определенное золотое содержимое. В 1945 г. США аккумулировали в своих резервах 17 850 т золота. Для сравнения: Великобритания располагала 1770 т, Франция – примерно 1400 т, Швейцария – 1200 т. (К слову, и сегодня США – крупнейший держатель золота в мире, владеют 8134 т, почти вдвое больше второго по объемам владельца – Германии. Россия на 5-м месте – менее 2000 т, у Китая – около 1850 т.) С этим гигантским объемом золота США выступили главным казначеем Бреттон-Вудской системы.

Как и следовало ожидать, бреттон-вудские пережитки золотого стандарта приказали долго жить во время так называемого «шока Никсона» в начале 1970-х гг., когда несбалансированные бюджетные расходы США, в том числе из-за войны во Вьетнаме, привели к массовой эмиссии долларов. Отмена Бреттон-Вудской системы и окончательное падение золотого стандарта были восприняты миром не как апокалипсис, а как антикризисные меры, и игра началась в новой реальности – плавающих курсов, в которой доллар сохранил свое лидирующее значение. Что неудивительно: инфраструктура для его лидерства была создана в послевоенный период, а меры, которыми его держали на плаву в острых кризисных условиях, были достаточными для укрепления доверия к этой валюте.

Как же так, может спросить критически настроенная публика, ведь прежнее обязательство – обменивать доллар на золото по фиксированному курсу $35 за унцию, затем $38 – было нарушено, разве это не дефолт? Правильный ответ: это было воспринято не как дефолт, а как назревшее решение. Держать «бумажный» доллар к моменту гибели рудиментов золотого стандарта (де-юре в 1974 г.) стало очевидно выгоднее и... безопаснее. Выгоднее – потому что доллар имел, как говорят на рынке, позитивный керри: приносил процентный доход. Причем, будучи отвязанным от золота, доллар мог приносить доход, более соответствующий экономическим условиям на разных рынках. Безопаснее – потому что привязка доллара к золоту стала де-факто обременением, излишним условием, и, следовательно, поводом для новых рисков, например для системно опасных, лишенных экономического смысла спекуляций. Так, в последний период жизни Бреттон-Вудской системы параллельное существование «золотого окна» (опции гарантированного обмена валюты на золото по фиксированному курсу) и свободного рынка золота привело к совершенно понятным злоупотреблениям такой беспроигрышной (для одной из сторон) возможности, соответствующим последствиям для всей мировой финансовой системы в целом, что в итоге и закончилось закрытием окна фиксированного обмена.

Сегодня в долларе номинировано 62% от общего объема международного долга, 56% мировых кредитов, 44% оборота мировых бирж, 63% мировых резервов. Его ближайший соперник – евро, представляющий экономику с сопоставимым объемом ВВП и внешней торговли и с сопоставимой инфраструктурой: развитым законодательством, финансовым рынком схожего объема и глубины, каналами предоставления и распределения больших объемов ликвидности, биржами, банковской сетью, платежными и клиринговыми системами и центрами и т. п. По объему сбережений евро наступает доллару на пятки лишь в области мировых торговых расчетов: 40% (доллар) против 36% (евро). В прочих приведенных случаях доля евро, как правило, втрое ниже доли доллара.

Единственная из валют развивающихся рынков, объемы которой отличимы от почти абсолютного нуля, – это юань, который показывает обороты в части конверсионных сделок, торговых расчетов и мировых валютных резервов на уровне от немногим выше 1% до 2% (что, кстати, заметно ниже показателей японской иены, которая дает почти 11% оборота рынка конверсии, составляет 5% от объема международных резервов, а в остальных показателях имеет долю 2–3%).

С 2012 по конец 2017 г. доля доллара в международных валютных резервах выросла с 62 до 63%, евро – снизилась с 25 до 20%. Это можно назвать лишь стохастическими колебаниями, но не трендом. Доля доллара в глобальных торговых расчетах выросла с 30 до 40%, несмотря на появление в 2013 г. в составе более-менее заметных торгуемых валют юаня, доля которого колебалась год от года (а не росла), оставаясь в основном вдвое ниже доли иены.

А что Китай? Доля юаня во всех мировых транзакциях, по последним данным (сентябрь 2018 г.), – около 2%, а при учете лишь трансграничных платежей и за вычетом расчетов внутри еврозоны – около 1,2%. Это незначительные колебания (1–2 п. п.) на горизонте последних трех лет. На рынке среди всех валютных пар с участием юаня примерно 97% приходится на операции CNY/USD, в остальных парах нет ликвидности. Среди платежей, конечными получателями которых являются резиденты Китая и Гонконга, примерно 81% приходится на валюту главного торгового партнера Китая – доллар США. Несмотря на то что есть несколько факторов, позволяющих высказывать скромные надежды на лучшее будущее юаня, – деятельность гигантов Alipay и WeChat Pay, инициатива «Один путь – один пояс», глобализация китайских банков и их присоединение к системе SWIFT (22 банка материкового Китая из 41) и развитие китайской системы трансграничных банковских платежей CIPS, – Китаю предстоит соперничать за долю рынка скорее с Японией, в самом лучшем случае (Alain Raes, RMB Tracker, SWIFT).

Указывает ли текущее состояние дел на то, что говорить о дедолларизации, мягко говоря, бессмысленно? На самом деле это говорит о том, что, чтобы поставить себе цель достичь заметной дедолларизации и, главное, всерьез постараться ее добиться, надо обладать либо колоссальной стратегической смелостью замыслов, либо безрассудством. Дело вот в чем. Если вы имеете доступ на столь ликвидный рынок капитала с такими возможностями по привлечению фондирования и защите от рисков, глупо было бы его игнорировать, не имея уже прямо сейчас достойной альтернативы. Как на любом финансовом рынке, такое положение дел консервируется конкуренцией: быть изолированным от доллара – значит отстать в конкуренции, и значит, если вас насильственно от него не изолировали, вы, скорее всего, волей-неволей будете вашими транзакциями поддерживать это глобальное соотношение: 60% доллар, 30% евро, 10% остальные.

Как известно, китайцы говорят, что путь в тысячу ли начинается с первого шага. Китай – единственный, кто внешне якобы почти готов бросить вызов доллару, – однозначно еще не располагает рядом важнейших предпосылок к тому, чтобы вскоре сделать юань соперником не то что американской валюте и евро, а даже иене. А важнейшие такие предпосылки – институциональные. У Китая нет ни достаточно рыночной экономики, ни развитого законодательства, ни многолетнего опыта его применения, ни того, что называется бэкграундом, – истории как минимум прохождения кризисов. Это может показаться уж совсем лирикой, но у Китая нет – и никогда не было – ни привлекательного проекта, модели устройства общества, ни каких-то откровений в области познания бытия, социума, истории, вроде теорий Тойнби, Фукуямы, Хантингтона и т. п. Это говорит о том, что у Китая нет даже теоретической альтернативы западной атлантической модели в широком смысле – от экономики до общественного устройства; а ведь эти феномены весьма тесно связаны.

У Китая также нет достаточного опыта глобальной деятельности, что подтверждает их первый опыт инвестиций и даже то, как выглядит планирование и реализация мегапроекта «Один путь – один пояс».

Что, конечно, судя хотя бы по недавнему появлению юаня в списке более-менее заметных мировых валют, не исключает, что, возможно, путь к переделу на мировом валютном рынке долей с Японией начался. Но долгосрочного подтверждения стабильности таких процессов пока нет – по крайней мере Китай еще не столкнулся с серьезным долговым кризисом и рецессией, а в прочих аспектах он всего лишь копирует антикризисные решения тех же США.

Рассматривать в качестве альтернативы «мейнстримовым» валютам криптовалюты, один из первых откликов на потребности медленно проступающей из тумана неопределенности распределенной экономики, тоже, мягко говоря, рано. Впрочем, это отдельная история, первая глава которой, я надеюсь, в общих чертах уже рассказана. Ждем вторую...

Автор — начальник управления аналитики и стратегического маркетинга Промсвязьбанка