История бежит впереди нас

Тень великой и ужасной советской истории служит призмой, через которую мы смотрим на себя и страну
Советская тень зрительно увеличивает мощь российского государства, заставляя его казаться организованнее и сильнее, чем оно есть на самом деле

Один журналист The New York Times на днях назвал перестановки в силовых структурах США «чистками». Другой журналист, знакомый с российской темой, заметил, что если автор использует слово «чистки», то непрямо сравнивает Дональда Трампа с Иосифом Сталиным. Третий, четвертый журналисты и примкнувшие к дискуссии профессора советской истории заспорили о том, похож ли Трамп на Сталина, можно ли называть увольнения «чистками» и «репрессиями», зачем Сталину в СССР нужны были репрессии и каков был их исторический смысл.

Заметим, это американцы обсуждают Трампа, а не русские – Путина. Вот какова магия советской истории. Назови что-нибудь «чисткой» – и выстроится цепочка ассоциаций: вождь, чекисты, ночные аресты, показательные процессы. Они выстраиваются даже у американца. Что же говорить о среднем жителе России, у которого стереотипные ассоциации (скорее, чем знание истории) еще прочнее и богаче.

Конечно, каждый может свободно сравнивать что угодно с чем угодно, но сравнения с советской историей все-таки особая статья. Это не просто исторические параллели, к которым сознание вообще склонно и которые редко бывают полезными. Слова, фразы, цитаты из советского фольклора, из книг, фильмов, речей и постановлений пронизывают повседневную жизнь в России: «лес рубят – щепки летят», «генеральная линия», «архитектурные излишества», «оттепель», «и примкнувший к ним...». Они могут применяться с большей или меньшей иронией, но они живут в языке.

Этот язык и связанные с ним воспоминания и привычки играют какую-то важную роль в восприятии российским обществом самого себя и своих отношений с властью. Тень, которую отбрасывает советская история, окрашивает наше понимание системы власти, роли лидера государства и его решений.

Советская тень зрительно увеличивает мощь российского государства, заставляя его казаться организованнее и сильнее, чем оно есть на самом деле. Государственная медийная политика, конечно, специально поддерживает эти сравнения – фольклорная версия истории СССР исправно служит нынешнему слабому и корыстному правящему сословию. Но работу по превращению России в воображаемый СССР, а Путина – в воображаемого вождя делают и сами люди, из числа которых я себя, например, не исключаю. Это осознается только частично, а возможно, и вовсе не осознается: старые мыслительные привычки достраивают имеющуюся пеструю и непонятную картину до знакомых очертаний. Человеку всегда хочется понятного, а советское – это понятное. Или кажется, что понятное.

И вот уже есть вождь, есть ближний круг, идеология и политика, которая в сознании становится тем великим Другим, по отношению к которому привычно действует человек в России – подчиняется ему, избегает его или борется с ним. Это не значит, что людей в России не преследуют, что нет произвола властей и сфабрикованных обвинений в судах. Мы это видим каждый день. Нет не сфабрикованных обвинений, а единого обвинителя, единого идеологического центра управления и того большого Другого, Государства с миссией и стратегией. Есть стратегии отдельных игроков, которые не столько рубят лес, сколько пилят доходы от его продажи, прячась в тени великой и ужасной советской истории. Но мы от этой тени не отказываемся. Она служит призмой, через которую мы смотрим на себя и страну. Многие за это воображаемое прошлое держатся, видимо опасаясь увидеть то, что откроется взору, если эту призму убрать.